так и сидел, не шевелясь
Oct. 3rd, 2025 09:42 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
avvaОчень интересная брошюра "Оказывается, я еврей" математика Григория Фреймана. Написана в 1976 году, когда ему было 50 лет, издана в английском переводе на Западе в 1980-м. Сам Фрейман через несколько лет после написания уехал в Израиль, продолжал много лет математическую работу здесь.
Процитирую только один отрывок, это на мой взгляд отличная кинематографическая сцена. Действие происходит в 1952-м году, Фрейман пытается попасть в аспирантуру где-нибудь (в МГУ или в Казани), его везде отфутболивают под разными предлогами.
=============================
А разговор с Петровским!
Ректор МГУ Иван Георгиевич Петровский сам был математиком.
Летом 1943 года он был деканом мехмата. Впервые я встретился с ним, когда переводился из Казанского университета в МГУ. Он произвёл самое приятное впечатление: разговаривал неторопливо, интересовался собеседником, его делами. Был он тогда худощав, интеллигентен, тонок.
И вот теперь Петровский согласился меня выслушать после того, как мой учитель Александр Осипович Гельфонд рекомендовал меня как подающего надежды юношу.
Принял он меня в своём большом кабинете в старом здании МГУ на Моховой.
Я рассказал ему о своих злоключениях, о большом желании заниматься математикой.
Петровский слушал внимательно, и, казалось, доброжелательно.
— Теперь я уже не могу изменить решение приёмной комиссии — сказал он, — ...
— Если не в очную, то хотя бы в заочную, — перебил я его.
— Нет, это тоже не удастся. — Вот что, — сказал он, подумав, — Вам надо бы сдать кандидатские экзамены.
Я увидел, что он ни в чём не идёт мне навстречу, этот, казалось бы, всемогущий человек, приятель и однокурсник моего учителя, а главное, математик, учёный, который должен бы понять моё острое желание заниматься обоими нами любимым делом.
— Да что же это, — возопил я с горечью, — я иду влево, Вы меня посылаете вправо, я — вправо, а Вы меня посылаете влево. Куда же мне деваться?
Он не понял, о чём я говорю, поднял на меня вопросительный взгляд.
— Вы советуете мне сдавать кандидатские экзамены, отказывая в поступлении в аспирантуру. Посмотрите, что Вы написали, когда я просил о сдаче кандидатского минимума.
Я положил перед ним мою просьбу разрешить сдачу кандидатского минимума с его резолюцией: «Рекомендую поступить в заочную аспирантуру 15/Ѵ-52 г. И. Петровский».
Он прочёл и ничего не сказал. Сидел неподвижно и не говорил ни слова. Я тоже молчал, вначале от волнения, а потом, когда пришёл в себя, напряжённо ждал, что же он всё-таки скажет. Но он сидел, сидел неподвижно и молчал. Продолжалось это не менее трёх минут, целую вечность. Затем, повинуясь какому-то безотчётному импульсу, не желая, чтобы это молчаливое признание прервалось жалким лицемерным лепетом, а может быть, повинуясь чувству жалости, я встал, взял бумажку, лежавшую перед ним, свернул её, положил в карман и вышел. А он так и сидел, не шевелясь.
Процитирую только один отрывок, это на мой взгляд отличная кинематографическая сцена. Действие происходит в 1952-м году, Фрейман пытается попасть в аспирантуру где-нибудь (в МГУ или в Казани), его везде отфутболивают под разными предлогами.
=============================
А разговор с Петровским!
Ректор МГУ Иван Георгиевич Петровский сам был математиком.
Летом 1943 года он был деканом мехмата. Впервые я встретился с ним, когда переводился из Казанского университета в МГУ. Он произвёл самое приятное впечатление: разговаривал неторопливо, интересовался собеседником, его делами. Был он тогда худощав, интеллигентен, тонок.
И вот теперь Петровский согласился меня выслушать после того, как мой учитель Александр Осипович Гельфонд рекомендовал меня как подающего надежды юношу.
Принял он меня в своём большом кабинете в старом здании МГУ на Моховой.
Я рассказал ему о своих злоключениях, о большом желании заниматься математикой.
Петровский слушал внимательно, и, казалось, доброжелательно.
— Теперь я уже не могу изменить решение приёмной комиссии — сказал он, — ...
— Если не в очную, то хотя бы в заочную, — перебил я его.
— Нет, это тоже не удастся. — Вот что, — сказал он, подумав, — Вам надо бы сдать кандидатские экзамены.
Я увидел, что он ни в чём не идёт мне навстречу, этот, казалось бы, всемогущий человек, приятель и однокурсник моего учителя, а главное, математик, учёный, который должен бы понять моё острое желание заниматься обоими нами любимым делом.
— Да что же это, — возопил я с горечью, — я иду влево, Вы меня посылаете вправо, я — вправо, а Вы меня посылаете влево. Куда же мне деваться?
Он не понял, о чём я говорю, поднял на меня вопросительный взгляд.
— Вы советуете мне сдавать кандидатские экзамены, отказывая в поступлении в аспирантуру. Посмотрите, что Вы написали, когда я просил о сдаче кандидатского минимума.
Я положил перед ним мою просьбу разрешить сдачу кандидатского минимума с его резолюцией: «Рекомендую поступить в заочную аспирантуру 15/Ѵ-52 г. И. Петровский».
Он прочёл и ничего не сказал. Сидел неподвижно и не говорил ни слова. Я тоже молчал, вначале от волнения, а потом, когда пришёл в себя, напряжённо ждал, что же он всё-таки скажет. Но он сидел, сидел неподвижно и молчал. Продолжалось это не менее трёх минут, целую вечность. Затем, повинуясь какому-то безотчётному импульсу, не желая, чтобы это молчаливое признание прервалось жалким лицемерным лепетом, а может быть, повинуясь чувству жалости, я встал, взял бумажку, лежавшую перед ним, свернул её, положил в карман и вышел. А он так и сидел, не шевелясь.
